(Орфография и пунктуация автора сохранены)
Комбинат огнеупоров помню с детства…Из окна квартиры на втором этажа барака, что располагался на посёлке 2-го цеха, территория цехов просматривалась прекрасно. Прямо перед домом проходила подвесная канатная дорога, по которой на вагонетках перевозилась разнообразная продукция – кирпич, глина. Но особенно впечатляло здание Центральной электростанции, со стороны казавшееся огромным кораблем, случайно оказавшимся на суше. Из огромной трубы шёл серый дым, окна наверху здания казались иллюминаторами. Три раза в сутки – в 7, в 8 и в 16 крыша здания окутывалась паром, и мощный басовитый гудок оглашал город и окрестности. Мы, в ту пору 9-13-летние ребятишки, считали комбинат продолжением двора и прекрасно знали, что на РМЦ можно найти прекрасную металлическую стружку и обрезки досочек, годившиеся для изготовления оружия, необходимого для игры «в войнушку». Обрезки стальной проволоки шли на мушкетёрские шпаги. Но в своих путешествиях заходить на ЦЭС побаивались, и лишь издали наблюдали, как по узкоколейной железной дороге деловито снуют маленькие, почти игрушечные электровозы, тащившие за собой по два вагона, доверху заполненные углём. В те времена устроиться на работу на ЦЭС считалось очень престижным и практически невозможным делом.
Февраль 1970-го. Позади 10 классов школы и один семестр института, после которого я вернулся домой. Начальник турбинного цеха, куда я попытался было устроиться, слегка глянув из-под лохматых бровей на мою тощую долговязую фигуру, сказал, как отрезал – «Не возьму. Своих девать некуда!» Стоявший в том же кабинете одетый в рабочую спецовку мужчина обернулся и спросил – «А пойдешь в котельный цех?» «Конечно!» - радостно согласился я. Очень уж хотелось работать на таинственной, как казалось в детстве, электростанции. Моим неожиданным благодетелем оказался Свидерский Юрий Павлович, мастер котельного цеха. Мы поднялись на второй этаж, зашли в котельную. Что меня поразило – это немыслимое переплетение труб и трубочек, разных цветов и диаметров. И неповторимый запах – запах сгоревшего угля, угольной пыли. Около котлов стояли столы, за которыми сидели машинисты, время от времени поглядывавшие на таинственные приборы и крутившие не менее непонятные рукоятки. Огромные, с пятиэтажный дом, паровые котлы, как показалось, слегка дрожали от напряжения. Мне разрешили заглянуть в топку. Внутри бушевало пламя. Первой мыслью было – до чего ж умные люди здесь работают! Как можно это всё знать?!
И началась моя карьера с должности ученика дежурного слесаря. Наставником мне определили Константинова Василия Петровича, опытного слесаря, как впоследствии оказалось, начавшего трудиться в годы войны на ремонте самолётов. Было ему в ту пору 16 лет. На обучение Петрович много слов не тратил. Заберёмся с ним на самый верх котла по узеньким лестницам, и вдруг окажется, что не взяли какой-нибудь гаечный ключ. «Иди, неси». В следующий раз по карманам спецовки я умудрялся распихивать чуть не половину содержимого верстака, лишь бы не бегать по жаре через весь котельный цех и не заставлять наставника ждать. Приходилось ремонтировать и угольные мельницы, и вентиля с задвижками. Как я теперь понимаю, Петрович меня слегка жалел, самую трудную работу выполнял сам, меня в опасные места не пускал. Свидерский Юрий Павлович мастером был, как говорится, «от Бога». Бывало, не отвернуть какую-нибудь упрямую гайку. Он подойдет, посмотрит и скажет – «А давай так попробуем». Постучит молотком, подмажет – и всё, гайка отвернута. Впрочем, и остальные опытные слесаря помогали, где показом, где подсказом и никогда не ругали. Лишь посмотрят с укоризной так, что становилось стыдно за небрежно сделанную работу. Так началась моя трудовая жизнь на сухопутном корабле под названием ЦЭС, которая продолжилась 42 года.
Е. ИЛЬИН, бывший работник ЦЭС.
